Введение:
В глубине дворов на Маросейке, на стене дома 13\2 есть памятная доска. Каждый раз, когда я прохожу мимо, я замираю от простых и пронзительных слов: Всем кто жил в этом доме, ушел и не вернулся. 1937-1952, 1941-1945 . И я замедляю шаги, я не могу торопиться. Сколько их ушло и не вернулось из этого дома, из дома напротив, с соседней улицы, из Москвы, из страны?
За годы Советской власти миллионы людей ушли в никуда, миллионы были скованы страхом и просыпались по ночам от любого шороха. По всему Союзу работала страшная машина, имя которой ГУЛАГ.
ГУЛАГ это слово до сих пор отзывается ужасом в душах тех, кому выпало жить в страшную эпоху повальных арестов. ГУЛАГ это будто бы не просто слово, аббревиатура, а нечто самостоятельное, живое, жуткое. Мы совсем мало знаем о нем, нам сложно даже представить, что там было, что испытали те, кому было суждено попасть туда, и, конечно, мы уже ничего не сможем сделать для миллионов людей, исчезнувших на островах этого страшного архипелага. Но человеку дана память, и только помня, постоянно помня о тех людях, мы сможем доказать, что жертва их была не напрасна, что их жизнь сохранена в наших сердцах. Только помня, мы сможем гарантировать себя от возвращения в эпоху ужаса и крови.
Моя работа основана на воспоминаниях людей, сумевших выжить в ГУЛАГе. Это не все о ГУЛАГе и не исследование судеб политзаключенных. ....
Часть 2:
Первое, что будет нас интересовать это условия существования именно существования, а не жизни в лагерях. В лагере зэки жили в бараках, причем политические и блатари вполне могли помещаться в одном бараке. Такое сосуществование было очень удобно для уголовников, еще на этапе они отбирали у шпионов и врагов народа теплые вещи, деньги, сапоги. Причем по свидетельству Фрида, Солженицына, Шаламова и многих других, кому удалось выжить, произвол блатных не только не наказывался, но и всячески поощрялся конвоем, которому отобранные вещи зачастую и продавались. Самое возмутительное во всем этом то, что такая практика была вполне согласована с идеологией (эти вредители, социально чуждые элементы, с ними можно обращаться как с животными, а уголовники социально близки, им можно и простить такую шалость в случае чего; все равно перевоспитаются). В лагере произвол блатных тоже давал себя знать.
Огромное количество бригадиров было из блатных, они отбирали у политических пайки и посылки, занимали лучшие в бараке места. Лагерь был жесток, он заставлял изворачиваться, ловчить, чтобы, не дай бог, не попасть на общие работы. Что это такое? Можно сказать просто это такие работы, один месяц которых стоил человеку 20 лет жизни. Было огромное множество видов общих работ, можно было: тачку катать, носилки таскать, кирпичи разгружать голыми руками (покров кожи быстро снимается с пальцев), ломать из карьеров камень и уголь, брать глину и песок, можно креозотом пропитывать шпалы (и все тело свое), тоннели можно рубить для дорог, пути подсыпать, можно по пояс в грязи вынимать торф из болота, можно плавить руды, можно кочки на мокрых лугах выкашивать (а ходить по полголени в воде) и т.д. Этот неполный перечень, приведенный Александром Солженицыным, заставляет содрогнуться. Ощущаешь физическую боль, изнеможение, читая описания рубки леса, отмывания золота. В дождь, мороз (-30-50 С), истощенные, больные люди в легкой, изорванной одежде, коченея, возводили очередное доказательство величия и мощи Советской власти
Работа в зной и дождь, морозы и пургу, кличи Давай! Давай! , скверная похлебка, рваные лохмотья и зеленые лица зэков - приведенное описание Хавой Волвович общих работ более чем деликатно и скромно. Но мне кажется, что это есть результат огромной душевной работы, неизмеримого страдания. Сотни раз передумав, пережив заново эти годы, Волвович выстрадала эти строки, эту правду, и, возможно, поэтому так тяжело читать скромное описание ужасных условий работы в лагере, так четко представляется общая картина лагерных будней, что вдруг кажется, что стало холодно в теплой комнате.
Ко всему, сказанному об общих работах, следует прибавить то, что рабочий день длился не менее 13 часов, а то и все 16. Люди питались баландой черная грязная водица, в которой за счастье почиталось найти кусочек картофельной или свекольной кожуры выдавалось так же около 450г. хлеба в день. Доходило до того, что заключенные ели так называемую морскую глину.