Введение:
«Имеет ли жизнь вообще смысл, и если да – то какой именно? В чем смысл жизни? Или жизнь есть просто бессмыслица, бессмысленный, никчемный процесс естественного рождения, расцветания, созревания, увядания и смерти человека, как всякого другого органического существа?
Те мечты о добре и правде, о духовной значительности и осмысленности жизни, которые уже с отроческих лет волнуют нашу душу и заставляют нас думать, что мы родились не «даром», что мы призваны осуществить в мире что-то великое и решающее и тем самым осуществить и самих себя, - оправданы ли эти мечты как-либо объективно, имеют ли какое-либо разумное основание, и если да – то какое? Человеческая жажда любви и счастья, слезы умиления перед красотой, - трепетная мысль о светлой радости, озаряющей и согревающей жизнь или, вернее, впервые осуществляющей подлинную жизнь, - есть ли для этого какая-либо твердая почва в бытии человека, или это – только отражение в воспаленном человеческом сознании той слепой и смутной страсти, которая владеет и насекомым, которая обманывает нас, употребляя как орудия для сохранения все той же бессмысленной прозы жизни животной и обрекая нас за краткую мечту о высшей радости и духовной полноте расплачиваться пошлостью, скукой и томительной нуждой узкого, будничного, обывательского существования? А жажда подвига, самоотверженного служения добру, жажда гибели во имя великого и светлого дела – есть ли это нечто большее и более осмысленное, чем таинственная, но бессмысленная сила, которая гонит бабочку на огонь?» [29; 492]
Этот единственный вопрос «о смысле жизни» волнует и мучает в глубине души каждого человека. Не оставляет равнодушным этот вопрос и великого русского мыслителя и писателя, Федора Михайловича Достоевского.
Таким образом, объектом данной дипломной работы является своеобразие раскрытия Ф. М. Достоевским проблемы смысла жизни в романе «Бесы», предметом – сам роман.
Глава 3:
Как нами уже отмечалось, в гостиной Юлии Михайловны образовался «как-то сам собою довольно обширный кружок» из аристократической молодежи. «В этом интимном кружке, толпившемся около нее, конечно, между молодежью, позволялось и даже вошло в правило делать разные шалости – действительно иногда довольно развязные. В кружке было несколько даже очень милых дам. Молодежь устраивала пикники, вечеринки, иногда разъезжали по городу целой кавалькадой, в экипажах и верхами. Искали приключений, даже нарочно подсочиняли и составляли их сами, действительно для веселого анекдота. Город наш третировали они как какой-нибудь город Глупов. Их звали насмешниками или надсмешниками, потому что они мало чем брезгали» [1; 309].
Итак, образованное губернское общество и аристократическая молодежь, любящие прогресс, комфорт и большие состояния, живут праздной, насмешливой жизнью. Это общество бездушно и бездуховно, цинично и равнодушно к страданиям других, порочно и пропитано антинародным, нигилистическим духом. Они нашли свой смысл жизни в отрицании моральных и общественных устоев, в нахождении приключений и эпатаже, доходя до нестерпимых шалостей с «известным оттенком». Например, история с книгоношей, продававшей Евангелие, почтенной женщиной, «хотя и из мещанского звания». Так Лямшин с помощью одного семинариста, «праздношатавшегося в ожидании учительского места в школе, подложил потихоньку книгоноше в мешок, будто бы покупая у нее книги, целую пачку соблазнительных мерзких фотографий из-за границы, нарочно пожертвованных для сего случая, как узнали потом, одним весьма почтенным старичком,…»[1; 311].
И почтенный старичок, и Лямшин, и семинарист одинаково считали эту выходку веселой шуткой для «здорового смеха». «Когда бедная женщина стала вынимать святые книги у нас в гостином ряду, то посыпались и фотографии. Поднялся смех, ропот: толпа стеснилась, стали ругаться, дошло бы и до побоев, если бы не подоспела полиция. Книгоношу заперли в каталажку, и только вечером, стараниями Маврикия Николаевича, с негодованием узнавшего интимные подробности этой гадкой истории, освободили и выпроводили из города» [1; 311].
Еще один пример, свидетельствующий о безнравственности и распущенности этой молодежи, - это «чрезвычайно интересная экспедиция», предприятие «эксцентрическое», поездка всей многочисленной компанией в трех колясках, окруженных верховыми «в дом купца Севастьянова, у которого во флигеле; вот уж лет с десять, проживал на покое, в довольствие и в холе… Семен Яковлевич, наш блаженный и пророчествующий. Его все посещали, особенно заезжие, добиваясь юродивого слова, поклоняясь и жертвуя» [1; 315]. Хроникер отмечает, что все ожидали большого веселья. По дороге им стало известно о «застрелившимся проезжем», в «нумере городской гостиницы». И вся компания выражает желание «посмотреть на самоубийцу» ради забавы. («Все так уж прискучило, что нечего церемониться с развлечениями, было бы занимательно»).
Заключение:
В романе «Бесы» Достоевский указал на болезни своего времени, столь последовательно проявившиеся в XX веке, и не менее остающиеся актуальными и в начале XXI века.
Для того, чтобы наиболее полно отобразить эти болезни, Достоевский отошел от нормативной эстетики с ее оценочной однозначностью. Ему была необходима эстетика, способная одновременно открывать в изображаемом явлении хорошее и плохое, светлое и темное, привлекательное и непривлекательное, обаятельное и отталкивающее[6;209]. Этим самым писатель желал открыть истинный масштаб окружающих его вещей, он понимал, что никто в мире не обладает абсолютной истиной и все в мире относительно.
В своей дипломной работе мы рассматривали систему ценностей персонажей в плане смысла жизни, объединив действующие лица романа на четыре группы: герои-идеологи, женщины Ставрогина, губернское общество, кружок нигилистов, так называемые «наши».
Первую группу представляют такие герои-идеологи, как Степан Трофимович Верховенский, Ставрогин, Кириллов, Шатов, Петр Верховенский и Шигалев. Этих персонажей объединяет то, что смысл жизни для них заключен в служении своей идее. Как уже отмечалось, все последние и крайние идеи в романе родились в Ставрогине: идея русского народа-богоносца, которая «вошла» в Шатова; идея человекобога, которая «съела» Кириллова; идея социальной революции и человеческого муравейника, носителем которой стал Петр Верховенский, «подпитываемый» социалистическими настроениями Шигалева. Это рационалисты-теоретики. Это люди в своем поиске идеала доверяют только рассудку, только логике. Но земной человек, по Достоевскому, внутренне противоречив: в нем сталкиваются устремленность к высшему идеалу, конечной цели развития человечества и личное, эгоистическое начало[6;219]. Человеческая логика, «ум-подлец» всегда оправдывает личное начало, смешивая идеал мадонны с идеалом содома, и чаще всего в результате приводит к преступлению, как против себя (Кириллов), так и против других (Петр Верховенский). Эти образы соотносимы с релятивной категорией «низкого трагизма», рожденной синтезом трагического и отвратительного. При усилении нормативного компонента данная категория разлагается, переходя в трагическое или отвратительное, дающее однозначно нормативную оценку [там же]. Так, трагикомический Степан Трофимович постоянно «соскальзывает» на первых страницах «Бесов» в область комического, а на последних – в область трагического. В Степане Трофимовиче в результате ряда потрясений, происшедших с ним, стремление к высшему идеалу побеждает эгоистическое начало, приводит его к вере. «В самом ли деле он уверовал, или величественная церемония совершенного таинства потрясла его и возбудила художественную восприимчивость его натуры, но он твердо, и говорят, с большим чувством произнес несколько слов прямо вразрез многому из его прежних убеждений.
- Мое бессмертие уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшийся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил его и обрадовался любви моей – возможно ли, чтоб Он погасил и меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть Бог, то и я бессмертен! Voila ma profession de foi » [2;201] Таким образом, Степан Трофимович на пороге смерти перешел в повое понимание смысла жизни стал ближе тем самым